После Нового года, в короткие полярные дни, когда оранжевое полыхание утренней зари незаметно переходит в зарево вечернее, когда днем тени на снегу звучно фиолетовы, терчане ходят по селу из дома в дом «шелюханами», «маскированными» (ряжеными), с плясками, с песнями, шутками, смехом. В пышащих жаром русских печах пекутся целые стада козуль.
Козуля — будь то петух, гусь, бык, олень, корова или тюлень — это миниатюрная скульптура из теста. Имеется летописное свидетельство, что еще в XII веке наши предки лепили из теста фигурки быков и коров, поедали их, а затем «рикали, аки волове». В наши дни фигурное печенье утратило свой изначальный магический смысл и стало игрушкой. На Терском берегу козулями оделяют ряженых детей, которые ходят с поздравлениями и добрыми пожеланиями из дома в дом. Однако в сути своей происхождение фигурного печенья восходит к обычаям ритуальных трапез — братчин и «питий молебных пив».
Варзужанка Христина Николаевна Рогозина и уроженец поморской деревни Чапамы Алексей Митрофанович Чеченин помогли мне составить достоверную и уникальную коллекцию характерных терских козуль. Оба «скульптора» отнеслись к моему заказу с полной серьезностью. «Козули-ти можно изладить. Почему нет? Только муки надо настоящей аржаной, самой грубой, ежли даст тебе пекарь. Да поди не даст, дак…»
Но пекарь дал муки. И вот я сижу в горнице столетнего дома Христины Николаевны и с волнением слежу, как рождаются козули в ее негнущихся, похожих на узловатые корни деревьев, пальцах. Сначала кусочек теста, еще не приняв форму, как будто на глазах одушевляется, становится теплой плотью. Большие серо-синие глаза Христины Николаевны — совсем молодые на морщинистом и чуть одутловатом лице («сердце да астма замучили, дак…») — по-особому светятся, как у женщин, когда они «обиходят» телят, козлят, ягнят — «дитяшей» своей домашней скотинки. Руки работают споро и ласково. Кажется, сами по себе появляются немного неуклюжий крепкий звериный торс, четыре ноги, голова. Работа идет поэтапно, как в профессиональном творчестве: крупный, средний план и наконец проработка деталей. «Вот мы тебе ножки… ножки изладим. Рожки… глазы наметим. Пущай глядит — не слепому ведь жить… Кто вышел? Ан лось, лось, голубушка…»
Конь с всадником, лось, бык, корова, тур-баран — златы рога (и это сохранилось в памяти народной, хоть туров давно уж нет), турица златорогая — животные, некогда символизировавшие солнечное божество и связывавшиеся с образом Ярилы, следуют один за другим. В большинстве терских козуль повторяется канонически обобщенная форма некоего «животного вообще». Эта свойственная древнейшему изобразительному искусству незавершенность вынуждает «зрителя» мобилизовать собственное воображение и стать как бы соучастником процесса «оживления» образа. Почти одинаковым туловищем наделены конь, олень, тюлень, лиса, заяц, корова, лось, баран и даже… петух. Но едва заметные детали делают тело оленя более легким, тюленя — приземисто грузным, сообщают фигурке зайца легкость и стремительность бега. Наиболее тщательно, реалистически проработана голова животного. Обтекаемая шея и голова отличают тюленя. Напряженная и чутко вытянутая шея — лисицу. Различный изгиб рогов не позволяет спутать корову и барана при сходстве остальных фрагментов. Гребень петуха очень точен и ярко характерен. («Как же! Петушок-от ведь. Нешто не видишь? Гребень у него — и все тут! Петух и есть, дак…»)
В Чапаме, пока Чеченин лепил трех великолепных оленей в сбруе и с упряжью, его жена, почти слепая добрая женщина Калисфения Евдокимовна, рассказывала мне о козулях. «В Рожесьво ране пекли козули. Нынце и в Новой-от год тоже пекут. Прежде все боле мужики козули-ти лепили. А нынце мало кто может. Вот мой хозяин оленей еще делат. А так все больше старухи-ти да жонки лепят. Вот наладят их, полну пець насадят. Тесто круто, из самой церной да грубой муки, без соли, без сахарив, пресно, дак… Потом испекутьсе — вытянут. На божницю преже ставили перед иконами… Зачем, спрашиваешь. Щобы, видишь, олени у хозяина в дому велись бы, плодились барашки, теляты, птиця. Имена надавают: Беляна, да Белек, да Чернуха, да други… Так они там, козули, и стоят полной-от год до Рожесьва другого. Тогда новые испекут, а ти там, стары, не бросят. Ни! Що ты… Скотине в пойло окладут, птицам разкрошат. Говорят, хорошо, щобы скотина да птиця съела… А еще дитятам отдавали. Ходят они с мешкамы, славят хозяина, хозяйку, сулят им добро да лад, — тут дитяшам и отдавают вси козули. Они их тягают-тягают, играют с има, едят, дак… А уж к цему ето все, сказать не замогу: не нами заведено, первобытны старики заводили, нам не сказали…»
Красовская Ю.Е. Терские игрущоцки (этнографические заметки). / журнал Вокруг света, 1976, №4, с.68-71